Не знаю, о чем думают мои старшие, госпожа Нийе и Сэндо, а я думаю, что происходящее здесь достаточно… не хорошо, но полезно. Когда пойдет волна переселенцев, их встретит не аморфная живая масса, а сложившийся социум. Встретит, подчинит и переформатирует под новое, под принятое здесь, в том числе, и таких — с высших этажей Дома…

Госпожа Нийе свистит поломанным коммуникатором, кашляет, встает.

Старшая вскидывается на нее.

— Я, — скалит клыки госпожа Нийе, поясняя, — как частное лицо, имеющее право выступать в профессиональном качестве. С экспертным комментарием.

Частному лицу с комментарием не препятствуют.

— Госпожа Алайе Дайе-Къерэн-до вир Эссох, сообщаю вам, что вы идиотка. — Татуированная шипит через тонкие губы, и до меня доходит код ее вызова: она выбрала представляться прозвищем, чтобы не противопоставлять Дом здешней структуре; выбрала стоять одна, как безымянные. — Повторяю, идиотка. Разумные, да, должны пользоваться головой. Вы — в первую здесь очередь. Душевное состояние персонала — ресурс купола. И Проекта. На что вы его изволили тратить все это время? На укрепление собственных предрассудков? Все, пришедшие к вам, должны уходить либо с удовлетворенным запросом, либо с набором условий, при которых он может быть удовлетворен, либо с внятным обоснованным отказом. О-бо-сно-ван-ным — что в этом слове непонятного? Так, чтобы они поняли. Даже если они глупее поломанной ремонтной техники — хотя я не думаю, что это так. Они должны уйти, понимая, в чем дело, а не гадать, в чем причина — в том, что звезды углом встали, магнитная буря прошла или вам их цвет волос не понравился. Я понятно объясняю? Вам доступно?

Госпожа Алайе первым делом — рефлекторно, как все отпрыски Домов, — оглядывает ораторшу на предмет признаков власти и происхождения. Рефлекторно, хотя знает, кто перед ней. И — оглядев и считав все, для нее значимое, — смиряется и соглашается с тем, что выговор ей читать имеют право. Убирает руки за спину, выставляет подбородок. Плохо, что все это не на смыслах, не на содержании сказанного, а на статусах. Хорошо, что это звучало здесь и публично.

А наша грозная и гневная продолжает, уже оборачиваясь к дуге:

— А вы, хорошие мои, не расслабляйтесь. Вы все думаете, вы правы. И вы лично, — взмах лапой в сторону негражданки Лье, — думаете, что правы. А это не так. Вы такие нежные тут стали, как едва оттаявшая икра. Вам нужно, чтоб вам было удобно. Если неудобно, жмет и колет, как пыль за воротом, то все остальное уже неважно. Эффективность работы? Нет, не знаем таких слов! А ведь эта… глупая свое дело знает, и хорошо знает, и за два года у нее сбоев нет. Хороший специалист, хоть и поведения антисоциального…

В тишине слышен изумленный присвист сквозь зубы, изданный вир Эссох: йа-а? Это… обо мне?.. а старшая поселения и негражданка Лье давятся воздухом молча: мы? Нас официально признали… социумом? Поперек нашему укладу — это антиобщественно?

Вторым смыслом полноправная гражданка осознает: хоть кто-то понимает, что она делала свое дело на своем месте, и вслух это сказали, перед всеми, другие, как она и ждала — а сама бы никогда и ни за что, лучше уйти с прижатыми ушами, чем оправдываться, если уж твой вклад не заметили, а твой долг не признали. Дом и его члены — это навсегда.

— Голосуйте, в общем, — вскидывает лапы мягкими ладонями вверх госпожа Нийе. — Я-то у вас ее заберу. А вот кто вам считать будет, это уже не мои заботы, но нормы я вам не снижу.

Голоса легли предсказуемо. Веером с очень широкой средней частью.

Заключение — гражданку Алайе Дайе вир Эссох по обвинениям в злоупотреблении — оправдать и принести ей официальные извинения, каковые огласить по системе вещания купола. Специалиста Алайе Дайе вир Эссох, начиная с сего часа, обязать прекратить контрпродуктивную деятельность, вскрывшуюся в ходе расследования, внести это требование в служебное дело. Госпоже Алайе Дайе вир Эссох напомнить, что ее поведение не соответствует ее статусу.

Негражданина специалиста Лье обязать принести извинения за мисквалификацию дела.

— А она отсюда не переведется теперь? — спросил я.

— По моему прогнозу, нет… или нескоро, — ответил мне уважаемый Сэндо. — Будет исполнять, демонстративно. И, может быть, привыкнет.

Анье Тэада, гостья

Из скупых жестов, почти отсутствующей мимики, из слишком ровных интонаций, все равно проступают очень яркие портреты. Из — или через? Я пытаюсь понять, что передо мной: ровная прохладная стена или подземный огонь? Пытаюсь понять, как и когда для моего рассказчика случаются другие, когда начинают жить и отражаться в нем. Есть ли тут какой-то уловимый, постижимый принцип? Почему иногда пространство между нами наполняется почти ощутимыми образами?

У него очень правильные — и усредненные — черты лица, правильные, эстетичные пропорции тела, и очень мало индивидуальности в этом всем. Комбинезон, не новый и не потрепанный, полное отсутствие раскраски, татуировок, украшений подчеркивают это. Хочется протянуть руку и постучать пальцами по грудной клетке: кто ты, третий век живущий в этом теле, словно во временном рабочем жилье? Что и почему для тебя оживает, что остается вне? Почему я вижу над столом тени тех давно ушедших разумных, что стали предметом внимания этого импровизированного суда?..

…и почему я не сразу отмечаю явное: возрождение социума Маре шло как ускоренное развитие первопредков на прародине. Сформировать стаю, живую и теплую, чтобы было зачем, чтобы было с кем дышать. Потом начинается справедливость как инстинктивная, чисто эмоциональная воля большинства. Только потом рождается справедливость как восстановление нормы, и норма двигается выше и выше по мере высвобождения ресурсов.

Интересный спонтанный эксперимент.

Раэн Лаи, старший связист опорной базы Проекта

Поздним вечером, в самое приличное гостевое время, старшая суда пришла к нам в гости. Формально — с большой емкостью горячего питья, местного, и между глотков, между плавных движений, жестов гостеприимства и внимания, с очень ощутимым желанием что-то обсудить. Пили здесь что-то причудливое, горько-соленое со сладким послевкусием, местного разведения, как похвасталась гостья. Пожалуй, вкусное. Бодрящее, в любом случае.

— Первая ситуация — глупость, конечно, — говорит старшая. — Наша глупость. В первый год у нас таких было больше, мы почти от всех избавились, остальные притихли. Дио с ними не был, он не…

— Не организованный, а просто наглый, — усмехается госпожа Нийе. — Бить бесполезно и ресурсы урезать тоже бесполезно. Решит, что его ломают и начнет стоять здесь.

— Да, но этот случай мы бы не заметили и сейчас. Обошлось же. Нашлось кому вступиться,